После того ложится Брюнхильд в постель, и доходит весть до Гуннара-конунга, что Брюнхильд хворает. Он едет к ней и спрашивает, что с ней приключилось, но она не отвечает ни слова и лежит словно мертвая. А когда он стал спрашивать настойчиво, она ответила:
- Что сделал ты с перстнем тем, что я дала тебе, а сама получила от Будли-конунга при последнем расставании? Вы, Гьюкунги, пришли к нему и грозили войной и огнем, если вам меня не отдадут. В ту пору позвал меня отец на беседу и спросил, кого я выберу из тех, что прибыли; а я хотела оборонять землю и быть воеводой над третью дружины. Он же велел мне выбирать: либо выйти за того, кого он назначит, либо лишиться всего имения и его приязни. Говорил он, что больше будет мне пользы от любви его, чем от гнева. Тут я стала размышлять про себя, должна ли я исполнить его волю или убить многих мужей. Решила я, что не в силах бороться с отцом, и кончилось тем, что обрекла я себя тому, кто прискачет на коне том Брани с наследием Фафнира, и проедет сквозь полымя мое, и убьет тех людей, которых я назначу. И вот никто не посмел проехать, кроме Сигурда одного. Он проскакал сквозь огонь, потому что хватило у него мужества. Это он убил змея и Регина и пятерых конунгов, а не ты, Гуннар, что побледнел, как труп: не конунг ты и не витязь. Я же дала зарок у отца моего в доме, что полюблю лишь того, кто всех славнее, а это - Сигурд. А теперь я - клятвопреступница, потому что не с ним я живу; и за это замыслила я твою смерть и должна я отплатить Гримхильд за зло: нет женщины бессердечнее ее и злее.
Гуннар отвечал так, что никто не слышал:
- Много остудных слов ты молвила, и злобная же ты женщина, если порочишь ту, что много лучше тебя: не роптала она на судьбу, как ты, не тревожила мертвых53, никого не убила и живет похвально.
Брюнхильд отвечает:
- Я не свершала тайнодействий и дел нечестивых54; не такова моя природа, но охотнее всего я убила бы тебя.
Тут она хотела убить Гуннара-конунга, но Хёгни связал ей руки.
Она сказала:
- Брось думать обо мне, ибо никогда больше не увидишь ты меня веселой в своей палате: не стану я ни пить, ни играть в тавлеи, ни вести разумные речи, ни вышивать золотом по добрым тканям, ни давать вам советы.
Почитала она за величайшую обиду, что не достался ей Сигурд. Она села и так ударила по своим пяльцам, что они разлетелись, и приказала запереть теремные двери, чтобы не разносились далеко горестные ее речи. И вот настала великая скорбь, и узнал об этом весь дом. Гудрун спрашивает девушек своих, почему они так невеселы и хмуры - "и что с вами деется, и отчего ходите вы, как полоумные, и какая бука вас испугала".
Отвечает ей одна челядинка, но имени Свафрлод:
- Несчастный нынче день: палата наша полна скорби.
Тогда молвила Гудрун своей подруге:
- Вставай! Долго мы спали! Разбуди Брюнхильд, сядем за пяльцы и будем веселы.
- Не придется мне, - сказала та, - ни разбудить ее, ни говорить с нею; много дней не пила она ни вина, ни меда, и постиг ее гнев богов.
Тогда молвила Гудрун Гуннару:
- Пойди к ней, - говорит она, - скажи, что огорчает нас ее горесть.
Гуннар отвечает:
- Запрещено мне к ней входить и делить с ней благо.
Все же идет Гуннар к ней и всячески старается с ней заговорить, но не получает ответа; возвращается он и встречает Хёгни и просит его посетить ее; а тот отвечал, что не хочет, но все-таки пошел и ничего от нее не добился. Разыскали тогда Сигурда и попросили зайти к ней; он ничего не ответил, и так прошел день до вечера. А на другой день, вернувшись с охоты, вошел он к Гудрун и молвил:
- Предвижу я, что не добром закончится гнев этот, и умрет Брюнхильд.
Гудрун отвечает:
- Господин мой! великая на нее брошена порча: вот уже проспала она семь дней, и никто не посмел ее разбудить.
Сигурд отвечает:
- Не спит она: великое зло замышляет она против нас.
Тогда молвила Гудрун с плачем:
- Великое будет горе - услышать о твоей смерти; лучше пойди к ней и узнай, не уляжется ли ее гордыня; дай ей золота и умягчи ее гнев.
Сигурд вышел и нашел покой незапертым. Он думал, что она спит, и стянул с нее покрывало и молвил:
- Проснись же, Брюнхильд. Солнце сияет по всему дому, и довольно спать. Отбрось печаль и предайся радости.
Она молвила:
- Что это за дерзость, что ты являешься ко мне? Никто не обошелся со мной хуже, чем ты, при этом обмане.
Сигурд спрашивает:
- Почему не говоришь ты с людьми, и что тебя огорчает?
Брюнхильд отвечает:
- Тебе я поведаю свой гнев.
Сигурд молвил:
- Околдована ты, если думаешь, что я мыслю на тебя зло. А Гуннар - твой муж, которого ты избрала.
- Нет! - говорит она. - Не проехал Гуннар к нам сквозь огонь, и не принес он мне на вено убитых бойцов. Дивилась я тому человеку, что пришел ко мне в палату, и казалось мне, будто я узнаю ваши глаза, но не могла я ясно распознать из-за дымки, которая застилала мою хамингью.
Сигурд говорит:
- Не лучшие мы люди, чем сыны Гьюки: они убили датского конунга и великого Хофдинга, брата Будли-конунга.
Брюнхильд отвечает:
- Много зла накопилось у нас против них, и не напоминай ты нам о наших горестях. Ты, Сигурд, победил змея и проехал сквозь огонь ради меня, а не сыны Гьюки-конунга.
Сигурд отвечает:
- Не был я твоим мужем, ни ты - моей женой, и заплатил за тебя вено славный конунг.
Брюнхильд отвечает:
- Никогда не смотрела я на Гуннара так, что сердце во мне веселилось, и злобствую я на него, хоть и скрываю пред другими.
- Это бесчеловечно, - сказал Сигурд, - не любить такого конунга. Но что всего больше тебя печалит? Кажется мне, что любовь для тебя дороже золота.
Брюнхильд отвечает:
- Это - самое злое мое горе, что не могу я добиться, чтобы острый меч обагрился твоею кровью.
Сигурд отвечает:
- Не говори так! Недолго осталось ждать, пока острый меч вонзится мне в сердце, и не проси ты себе худшей участи, ибо ты меня не переживешь, да и мало дней жизни осталось нам обоим.
Брюнхильд отвечает:
- Ни малой беды не сулят мне твои слова, ибо всякой радости лишали вы меня своим обманом, и не дорожу я жизнью.
Сигурд отвечает:
- Живи и люби Гуннара-конунга и меня, и все свое богатство готов я отдать, чтобы ты не умерла.
Брюнхильд отвечает:
- Не знаешь ты моего нрава. Ты выше всех людей, но ни одна женщина не так ненавистна тебе, как я55.
Сигурд отвечает:
- Обратное - вернее: я люблю тебя больше себя самого, хоть я и помогал им в обмане, и теперь этого не изменишь. Но всегда с тех пор, как я опомнился, жалел я о том, что ты не стала моей женой; но я сносил это, как мог, когда бывал в королевской палате, и все же было мне любо, когда мы все сидели вместе. Может также случиться, что исполнится то, что предсказано, и незачем о том горевать.
Брюнхильд отвечает:
- Слишком поздно вздумал ты говорить, что печалит тебя мое горе; а теперь нет нам исцеления.
Сигурд отвечает:
- Охотно бы я хотел, чтоб взошли мы с тобой на одно ложе, и ты стала моей женой.
Брюнхильд отвечает:
- Непристойны такие речи, и не буду я любить двух конунгов в одной палате, и прежде расстанусь я с жизнью, чем обману Гуннара-конунга. Но ты вспомни о том, как мы встретились на горе той и обменялись клятвами; а теперь они все нарушены, и не мила мне жизнь.
- Не помнил я твоего имени, - сказал Сигурд, - и не узнал тебя раньше, чем ты вышла замуж, - и в этом великое горе.
Тогда молвила Брюнхильд:
- Я поклялась выйти за того, кто проскачет сквозь полымя, и эту клятву я хотела сдержать или умереть.
- Лучше женюсь я на тебе и покину Гудрун, лишь бы ты не умерла, - молвил Сигурд, и так вздымалась его грудь, что лопнули кольца брони.
- Не хочу я тебя, - сказала Брюнхильд, - и никого другого.
Сигурд пошел прочь, как поется в Сигурдовой песне:
Добрый друг доблестных дышит тяжко,
Рвется на ребрах у рьяного к битвам
Свита, свитая из светлой стали56.
И когда вернулся Сигурд в палату, спрашивает его Гуннар, знает ли он, в чем ее горе и вернулась ли к ней речь. Сигурд отвечал, что она может говорить. И вот идет Гуннар к ней во второй раз и спрашивает, какая нанесена ей обида и нет ли какого-либо искупления.
- Не хочу я жить, - сказала Брюнхильд, - потому что Сигурд обманул меня, а я тебя, когда ты дал ему лечь в мою постель: теперь не хочу я иметь двух мужей в одной палате. И должен теперь умереть Сигурд, или ты, или я, потому что он все рассказал Гудрун, и она меня порочит.
| Глава XXX |
Оглавление
Примечания |
Глава XXXII |
